На этом кончается система юридических доказательств «самого Энтина» и примкнувшего к нему, Пелишека и начинается, так называемая, этическая часть. Ее можно обозначить кратко «живые и мертвые».
Удивительно, но факт, нередко в жизни тех, кто ушел от нас, открываются потрясающие моменты, о которых не знали не только их близкие, но даже они сами. В данном случае мы имеем дело с таким феноменом. Мне пришлось, еще при жизни С.Н. Рериха и Кэтрин Стиббе соприкоснуться с обоими по поводу дневников Елены Ивановны Рерих. В начале 1990 года по приглашению Святослава Николаевича я приехала в Индию, в Бангалор для подготовки наследия его родителей, Елены Ивановны и Николая Константиновича, к вывозу в Россию. Святослав Николаевич передавал это наследие Советскому Фонду Рерихов, впоследствии переименованному в Международный Центр Рерихов. Среди всего остального были и дневники Елены Ивановны, оригиналы, а не авторские копии, которые она когда-то отсылала в Америку. В один из дней у меня состоялась беседа со Святославом Николаевичем насчет этих дневников. Он сказал, что это самое важное, что есть в наследии, что часть опубликована и вошла в книги Живой Этики, а часть ждет своего часа. Сейчас публиковать эти дневники нельзя, а что касается публикации целиком, то ее придется ждать немало времени. Потом мне были выданы инструкции, как обходиться с дневниками. Когда я привезла наследие в Москву, то сразу сообщила руководству МЦР и затем представителям рериховских организаций об особом статусе дневников. Полагаю, многие об этом помнят. В апреле 1992 года Святослав Николаевич написал письмо-обращение к рериховским организациям России и СНГ, в котором повторил и о данных мне инструкциях и недопустимости публикации в ближайшем будущем ряда материалов, находящихся в архиве МЦР. Господин Энтин считает это письмо фальшивым и, не смущаясь, заявляет об этом. В связи с этим я хотела бы задать Энтину вопрос. Что мешало ему проверить — прав он или не прав, утверждая, что письмо С.Н. Рериха фальшивое? Святослав Николаевич был тогда еще жив и находился в здравом уме и твердой памяти. Уверена, что именно последнее обстоятельство и удержало господина Энтина от подобного вопроса. Он сам понимает, что лжет. Он также беспардонно лжет, когда утверждает, что Святослав Николаевич в этом же, 1992 году, снял запрет на публикацию дневников и всех архивных материалов.
Если бы это по какой-то экстремальной причине и произошло, Рерих бы в первую очередь сообщил об этом туда, где хранились оригиналы этих дневников, и тем, кому он давал инструкции в отношении них. Святослав Николаевич, в отличие от Энтина, был юридически грамотен и никогда не подменял документов ни выдумками, ни ложью. Мне больно сейчас от того, что мелкий господин и те, кто ему помогают, стараются унизить своей ложью высокую Личность ушедшего...
То, что господин Энтин призвал в свидетели никогда не бывшего разговора со Святославом Николаевичем Кэтрин Стиббе, сейчас тоже покойную, не усиливает доказательство, а разрушает его. Если верить «самому», то становится неясным, почему он был в шоке от нашей публикации «У порога Нового Мира». Ведь, по его словам, Святослав Николаевич снял в 1992 г. все запреты на публикацию дневников — «Никаких секретов!» Так что же с вами случилось, господин Энтин, в 1993 году, когда вышла книга «У порога Нового Мира»? Или «снятие запрета» распространялось только на Музей в Нью-Йорке, а на Музей в Москве нет? Что же касается Кэтрин Стиббе, человека порядочного, высоконравственного и преданного делу Рерихов, то вряд ли можно поверить, что она обсуждала с вами «многие проблемы». Это тоже ложь. Я хорошо знаю и ее отношение к вам, но в отличие от вас не буду сообщать ее высказывания о вас. Они не добавят вам чести. Ее позиция в отношении дневников Елены Ивановны никогда при ее жизни не менялась. Это вы ее изменили после ухода Кэтрин.
Я опять должна привести свои свидетельские показания. Когда в начале 1990 года я работала с наследием в имении Рериха под Бангалором, Святославу Николаевичу позвонила Кэтрин Кэмпбелл (Стиббе — Л.Ш.) и передала через него мне приглашение приехать к ней в Швейцарию, где она в это время жила в местечке Ла Тур де Пей на берегу Женевского озера. Потом она позвонила уже мне и снова повторила свое приглашение. Я объяснила ей, что сейчас не могу к ней приехать, но сделаю это обязательно, когда кончу работу с наследием. На том и договорились. Потом я поинтересовалась у Рериха, с чем связано такое срочное приглашение.
— Видите ли, — сказал он, — Кэтрин очень беспокоится о дневниках моей матушки. Я объяснил ей, что дал вам соответствующие инструкции. Но Кэтрин надо знать. Она очень ответственный человек и хочет переговорить с вами лично. Я думаю, что для вас это будет полезно.
Так в июне 1990 г. я оказалась в гостях у Кэтрин Кэмпбелл. На следующий же день после моего приезда Кэтрин заговорила со мной о дневниках. Она рассказала мне о их значении и сообщила мне о воле Елены Ивановны — не публиковать их, по крайней мере в ХХ веке, а может быть и далее, в XXI.
— Я прошу вас, — сказала она, — строго следовать инструкциям Святослава.
Не думаю, что господин Энтин не знал об этом. Он находился в это время в Женеве и пару раз заезжал к Кэтрин в Ла Тур де Пей. Тогда мне показалось, что обошлась она с ним не слишком гостеприимно...
В конце 1991 года Кэтрин заказала две копии хранившихся в Амхерст колледже дневников Е.И. Рерих. Одну копию она отдала мне для нашего Музея, другую оставила в нью-йоркском Музее. Это и был тот материал, который без всякого на то законного основания Энтин отдал Д. Попову для полной публикации в России.
Хотелось бы добавить к сказанному некоторые интересные факты, которые сообщил нашим представителям Д. Попов во время разговора, упомянутого в начале этой статьи. Из него мы узнали:
1. Что Попов не проконсультировался со мной, как с доверенным лицом С.Н. Рериха и директором Музея имени Н.К. Рериха, в архиве которого находятся оригиналы дневников Е.И. Рерих, только потому, что «Л.В. Шапошникова очень занята и к ней не пробиться».
2. Попов счел, что «та часть общества, которая за последние 10 лет ознакомилась с учением Живой Этики и другими источниками, готова к восприятию дневников Е.И. Рерих».
3. Срок публикации дневников Попов и его коллеги определили сами, «благо, что есть свои специалисты».
4. Копию дневников Е.И. Рерих Попов получил от «сохранившего их Д. Энтина».
5. На издание вышеупомянутых дневников есть согласие «самого» Д. Энтина. В какой форме, Попов не упомянул.
Здесь, что ни слово, то ложь. Я действительно очень занята, но каждый день десятки людей спокойно «пробиваются» ко мне с вопросами во много раз менее важными. Можно утверждать, что Попов и не собирался этого делать. Определение самим Поповым готовности части общества к «восприятию дневников Е.И. Рерих» не только ложь, но и чудовищная безответственность, которая привела к установлению срока публикации дневников самостоятельно Поповым, без каких-либо полномочий, выданных ему семьей Рерихов, в законной собственности которых находились эти дневники. Ссылка на поддержку каких-то мифических «специалистов» в этом незаконном действии не выдерживает критики.
Я твердо уверена, что ни один честный и грамотный специалист, находящийся в материале и знающий стиль работы Елены Ивановны, не мог взяться за работу подобного характера. Что собственного говоря, сделал Попов? Он собрал не включенные Еленой Ивановной, по самым серьезным основаниям, ее беседы с Учителем за те же годы, что и опубликованные (1920—1935) ею и смастерил из них по собственному разумению «продолжение» Агни Йоги, или Живой Этики. Я могу назвать все это самой возмутительной духовной аферой. Ни один порядочный специалист не стал бы работать над таким материалом, который составляет лишь часть целого. Дневники за 1935—1955, которые в ряде случаев содержат разъяснения неопубликованного, остались, к счастью, недоступными для аферистов и непорядочных издателей. Нормальный специалист сразу бы отказался от подобной работы. Тех же «специалистов», которыми располагает Попов, специалистами считать нельзя.
И надо же понять в конце концов, что вопрос публикации дневников Е.И. Рерих вышеупомянутым образом не связан со «специалистами», а лежит в области юридической и этической.
Утверждение Попова, что Энтин «сохранил дневники», к самому Энтину никак не относится. Мы уже знаем, как он их получил (от Кэтрин) и «сохранил», пустив в преждевременную публикацию в чужой ему стране.
Думаю, что пора подвести окончательный итог. И главный из них состоит в том, что мы имеем дело с чудовищным предательством двух человек — господина Энтина и господина Попова. Первый, инициировав это предательство, обеспечил его материально и тактически. Второй реализовал его, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Ко всему этому необходимо добавить, что злодей Хорш, имея эти дневники у себя, не решился на их публикацию, хотя обладал для этого всеми возможностями. Черное дело Хорша, наконец, завершил Энтин с помощью Попова. Предательство Хорша и Энтина идет в одном русле. Первый незаконно завладел дневниками Елены Ивановны, второй точно таким же образом присвоил себе авторские права на те же дневники и тайно употребил их во зло. Это зло они разделили поровну. Хотя могут быть и иные мнения о черных долях в этом деле, принадлежащих каждому из них.
Смею думать, что это не только предательство, но и крупная провокация, совершенная двумя лицами, первым — с полным расчетом, вторым — могу еще предположить — по глупости и безответственности. Но это дела не меняет. Провокация предпринята в очень тяжелых условиях существования МЦР и рериховских организаций в России. Господин Энтин прекрасно осведомлен об этом. Ведь он так часто приезжает в нашу страну... За это время он собрал вокруг себя людей амбициозных, с недостаточным уровнем сознания. Полагаю, что они не замедлят выступить в защиту «американского наставника», который учит их, как воспринимать Живую Этику.
Господин Энтин давно уже наполняет свои письма и сайты Интернета клеветой и ложью на МЦР и его руководство. Известно, что Хорш поступал так же, выпуская зловонные струи клеветы и лжи против Рерихов в своих многочисленных письмах и публикациях. Есть латинская пословица «Мертвый хватает живого». Хорш ухватил нас, но смог он это сделать через живых — Энтина и Попова. Благодаря им мы оказались свидетелями грязного предательства и можем теперь понять то, через что прошли Елена Ивановна и Николай Константинович, когда Хорш предал их и оклеветал.
Не успела я закончить свою статью, как в Москву пришло письмо Энтина. «Как Вам известно, — сообщает он, — в октябре Людмила Шапошникова объявила крестовый поход против каждого, кого она считает врагом или опасностью для ее контроля над всем Рериховским движением. Теперь этот крестовый поход проявил себя в разрушительной попытке помешать издательству «Сфера», публикующему абсолютно легальные книги, содержащие материал, который не контролирует Международный Центр». В письме была оклеветана Международная научно-общественная конференция, проходившая в октябре 2001 года в защиту имени и наследия Рерихов. Все 400 участников из России, СНГ и стран дальнего зарубежья могут свидетельствовать о том, что конференция обсуждала более важные вопросы, нежели «Крестовый поход Шапошниковой». Лица с таким уровнем нравственности, как у господина Энтина, склонны приписывать собственные побуждения другим.
Ну, а что касается несвоевременной и незаконной публикации дневников Елены Ивановны Рерих вышеупомянутым издательством «Сфера», рериховцы России разберутся в этом сами и если захотят, сообщат Энтину свое мнение на этот счет по почте, телефону, через Интернет или по другим доступным им средствам коммуникации.
И хотелось бы статью завершить цитатой из Живой Этики, очень уж она к месту. «Слышу вопрос — почему так много слов о предательстве? Именно потому, что предательств много. Когда кобра заползает в дом, о ней много говорят. Перед землетрясением змеи выползают наружу. Сейчас много таких змей»5.
Шапошникова Л.В.
вице-президент МЦР, Генеральный директор Музея имени Н.К. Рериха_________________________________________
1 Письмо было получено 11.02.02, но позиция его авторов оставалась прежней.
2 Годы спустя, он был снова восстановлен, благодаря усилиям самих Рерихов и их преданных сотрудников, прежде всего Кэтрин Кэмпбелл и Зинаиды Григорьевны Фосдик.
3 Как позже выяснилось Елена Ивановна отправляла Кэтрин Кэмпбелл лишь отдельные свои записи, датируемые 1936—1944 годами.
4 Все цитируемые письма находятся в архиве МЦР.
5 Мир Огненный. Ч. 3, 548.
Источник:
http://www.roerichs.com/Publications/Sfera/Answer.htm