Н.К. Рерих не был агентом ОГПУ, а также о его Завещании в пользу Советского государства
Добавлено: 09 ноя 2017, 21:52
Николай Рерих не был агентом ОГПУ
свидетельствуют документы из секретных архивов разведки
http://lib.icr.su/node/87
Газета "Известия", 22 октября 1993 г.
В этих картонных папочках буренького цвета я наткнулся на два документа, которые, будь они взяты порознь, мало что бы значили, хотя на одном из них и проставлен серьезнейший гриф «Совершенно секретно», но которые, положенные рядом, обретают основательную интересность.
Документы эти — из секретных архивов Службы внешней разведки. СВР рассекретила их недавно в соответствии со статьей 8-й Закона России «О внешней разведке».
Документы пролежали на тайных полках почти семь десятилетий. Касаются они Николая Константиновича Рериха. И вовсе не свидетельствуют о том, что выдающийся русский художник был агентом ОГПУ, или о том, что, агентом формально не являясь, Рерих выполнял разовые задания органов. Хотя — и в Службе внешней разведки признают это без особых тормошений — у предшественников СВР, у Иностранного отдела ОГПУ, «был, конечно же, интерес к экспедиции», которую Рерих проводил в конце двадцатых годов на Гималаях и в Монголии: «регион был важен», сказали мне.
О том, что Николай Рерих был агентом или просто тайным доносителем, слухи ходят давно; появлялись они и в нашей печати. Утверждалось, в частности, что у Рериха даже псевдоним был — «Буддист». Вспоминалось при этом известное высказывание Чичерина о Рерихе: встретившись с художником, высший наш дипломат отозвался о нем как о «полукоммунисте-полубуддисте». Из полубуддиста Рерих как бы естественно становился «Буддистом». С большой буквы и в кавычках.
«Буддист» и в самом деле существовал. Был такой работник ОГПУ. Загранработник. Мне подтвердили это в Службе внешней разведки и добавили: «Буддист» работал за тысячи и тысячи километров от Гималаев и Монголии. Он работал в Соединенных Штатах. Почему его псевдоним был «Буддист»? Трудно сказать сейчас это. Псевдоним и в самом деле неожиданный, если учесть в особенности то, что по национальности «Буддист» был евреем.
Я несколько забежал вперед. Вернусь к тем двум документам, что привлекли особое внимание среди нескольких десятков страниц материалов, с которыми мне на днях довелось познакомиться.
Один из них — тот, что снабжен грифом «Совершенно секретно», — датирован 25 августа 1928 года. Насколько я могу понять, он подготовлен резидентурой ОГПУ в Улан-Баторе на основе сведений, полученных от источника за номером «Р/31» и оцененных как «заслуживающие доверия».
В шифровке, отправленной в Москву, сообщается, что Рерих не был допущен в Лхасу и что некие американские чиновники пытаются «снестись» с правительством Тибета, протестуя против недопущения экспедиции.
Второй документ датирован ровно тремя месяцами раньше — 25 мая 1928 года. Он не был засекречен. Что неудивительно: он являет собой перевод сообщения информационного агентства Рейтер. Агентство сообщает о… том же самом: о том, как экспедиция Рериха была заблокирована и в Лхасу не попала.
Положив два этих документа рядом, нельзя, конечно, не подивиться «оперативности», с которой в данном случае сработала резидентура в Улан-Баторе, и искусству британских репортеров. Это — во-первых. Во-вторых, безнадежно запоздавшая шифровка — по меньшей мере косвенное подтверждение того, что Рерих не мог быть агентом ОГПУ; если б был, за его передвижениями следили бы куда более внимательно, энергично и надежно.
Достаточно энергично и достаточно надежно для того, чтобы знать: события, описанные в августовской шифровке и в майском сообщении Рейтер, на самом-то деле случились еще в конце… предыдущего, двадцать седьмого года. Экспедицию Рериха застопорили в горах в самом начале октября и продержали в жесточайших условиях вплоть до марта 1928 года.
ОГПУ, как видно из шифровки, спохватилось только в августе, пропустив, как можно понять, мимо внимания даже то, что уже огласили тогдашние средства массовой информации.
…Занимательнейшие встречаются материалы в рассекреченном архиве Рериха. Один хочу процитировать полностью. Он стоит того.
Это — «телега» на Рериха и его жену, Елену Ивановну. Донос писан анонимно. 16 октября 1926 года. В Улан-Баторе, где стояла тогда рериховская экспедиция, дожидаясь разрешения Лхасы на проход через Тибет. Орфографию сохраняем.
«Тов. обратите внимание, — говорится в доносе, — этот художник наделает делов. Релих (так в оригинале. — А.Ш.) это — самый настоящий белобандит. В среду у него было собрание из 10 чел. белогвардейцев в 1 час ночи, живет он в доме Петрова, он это с целью и снял там квартиру в дали от курена, я знаю его давно белобандита. Бурдуковский Василий Петрович оказывает ему всякое содействие, убрать не мешало бы этого Релиха из консульского поселка, а то он наделает делов, потом нерасхлебаеш… У него цель завлечь красноармейцев. Некоторые к нему ходят, я это знаю, примите срочные меры… У них намерение взорвать Полпредство, там твори Бог волю, никто ничего не знает, а Бурдуковский такая сволочь… у Релих прислуга есть, она все знает…»
Тем же почерком писана еще одна анонимка. Самому Рериху. «Тов. Релих, — говорится в ней, — убираиса подобру похорошему из Консулского поселка то мы тебя сами старикашка перетащим…»
К анонимкам есть комментарий-«справка» (так документ этот озаглавлен), писанная кем-то из консульских работников по фамилии Дубровский, а может, кем-то из резидентуры ОГПУ. Сообщая, что к нему приходили Рерихи «по вопросу об анонимном письме», Дубровский замечает: «…по их мнению, это происки англичан, на том основании, что англичане знают, что они (Рерихи. — А.Ш.) работают в Тебете (так в тексте) и теперь подозревают их в работе по англичанам и… потому стараются делать всякие гадости, результатом которых должен являться их отъезд отсюда».
Удивительное дело: Николай Рерих был подозреваем чуть ли не всеми — англичане, имевшие особые интересы в том районе мира, были убеждены, что цель экспедиции — эти интересы каким-либо образом саботировать; американцы тоже испытывали сомнения, усиленные, полагаю, тем, что поздней весной 1926 года Рерих на несколько недель заскочил в Советский Союз, хотя по официально утвержденному своему маршруту должен был в то время находиться в северной части Центральной Азии. И, наконец, в раздумьях была и Москва, не работает ли Рерих на кого-нибудь с Запада.
Не исключено, что отчасти этим объяснялся интерес, проявленный ОГПУ к Рериху, интерес, определенной кульминацией которого стала в то время встреча художника в Москве с начальником Иностранного отдела ОГПУ Трилиссером.То, что такая встреча была, из документов секретных архивов не следует. Но факт ее подтвердили мне в Службе внешней разведки.
Можно предположить, что прохождение экспедицией тех или иных точек на маршруте фиксировалось и что соответствующие шифровки отправлялись в Центр. Там шифровки ложились в досье. А на каком-то этапе произошла путаница или, если процитировать высокопоставленного сотрудника СВР, вплотную занимавшегося рериховскими секретными архивами, «допущена была служебная халатность»: ОГПУшный архивариус, проводя инвентаризацию, к тем папкам, в которых собирались донесения из резидентур азиатских стран и в которых были донесения и о Рерихе, приобщил и материалы «Буддиста».
А кто же все-таки «Буддист» и можно ли ознакомиться с его досье? «Пока, увы, нет, нельзя и настоящего имени его сообщить пока не можем», — ответили мне в СВР.
…И последнее. Среди других материалов, рассекреченных разведкой, есть документ очень короткий, всего несколько предложений, но имеющий ценность огромную. В любых смыслах. Это — завещание, написанное Рерихом 8 мая 1926 года в Урумчи, в столице провинции Синь-цзянь. Этим завещанием Рерих, не уверенный, как полагают исследователи, в том, удастся ли ему вернуться из опаснейшей экспедиции, просил все свои картины, литературные права и акции в американских компаниях передать жене, Елене Ивановне, «а после же ея» — Советскому государству. «Единственная просьба — чтобы предметам искусства было дано должное место…» — писал Рерих, просивший «Чичерина, Сталина, Быстрова или кого они укажут распорядиться завещанием».
Девятью годами позже Николай Константинович пишет другое завещание. Советского государства там уже нет…
свидетельствуют документы из секретных архивов разведки
http://lib.icr.su/node/87
Газета "Известия", 22 октября 1993 г.
В этих картонных папочках буренького цвета я наткнулся на два документа, которые, будь они взяты порознь, мало что бы значили, хотя на одном из них и проставлен серьезнейший гриф «Совершенно секретно», но которые, положенные рядом, обретают основательную интересность.
Документы эти — из секретных архивов Службы внешней разведки. СВР рассекретила их недавно в соответствии со статьей 8-й Закона России «О внешней разведке».
Документы пролежали на тайных полках почти семь десятилетий. Касаются они Николая Константиновича Рериха. И вовсе не свидетельствуют о том, что выдающийся русский художник был агентом ОГПУ, или о том, что, агентом формально не являясь, Рерих выполнял разовые задания органов. Хотя — и в Службе внешней разведки признают это без особых тормошений — у предшественников СВР, у Иностранного отдела ОГПУ, «был, конечно же, интерес к экспедиции», которую Рерих проводил в конце двадцатых годов на Гималаях и в Монголии: «регион был важен», сказали мне.
О том, что Николай Рерих был агентом или просто тайным доносителем, слухи ходят давно; появлялись они и в нашей печати. Утверждалось, в частности, что у Рериха даже псевдоним был — «Буддист». Вспоминалось при этом известное высказывание Чичерина о Рерихе: встретившись с художником, высший наш дипломат отозвался о нем как о «полукоммунисте-полубуддисте». Из полубуддиста Рерих как бы естественно становился «Буддистом». С большой буквы и в кавычках.
«Буддист» и в самом деле существовал. Был такой работник ОГПУ. Загранработник. Мне подтвердили это в Службе внешней разведки и добавили: «Буддист» работал за тысячи и тысячи километров от Гималаев и Монголии. Он работал в Соединенных Штатах. Почему его псевдоним был «Буддист»? Трудно сказать сейчас это. Псевдоним и в самом деле неожиданный, если учесть в особенности то, что по национальности «Буддист» был евреем.
Я несколько забежал вперед. Вернусь к тем двум документам, что привлекли особое внимание среди нескольких десятков страниц материалов, с которыми мне на днях довелось познакомиться.
Один из них — тот, что снабжен грифом «Совершенно секретно», — датирован 25 августа 1928 года. Насколько я могу понять, он подготовлен резидентурой ОГПУ в Улан-Баторе на основе сведений, полученных от источника за номером «Р/31» и оцененных как «заслуживающие доверия».
В шифровке, отправленной в Москву, сообщается, что Рерих не был допущен в Лхасу и что некие американские чиновники пытаются «снестись» с правительством Тибета, протестуя против недопущения экспедиции.
Второй документ датирован ровно тремя месяцами раньше — 25 мая 1928 года. Он не был засекречен. Что неудивительно: он являет собой перевод сообщения информационного агентства Рейтер. Агентство сообщает о… том же самом: о том, как экспедиция Рериха была заблокирована и в Лхасу не попала.
Положив два этих документа рядом, нельзя, конечно, не подивиться «оперативности», с которой в данном случае сработала резидентура в Улан-Баторе, и искусству британских репортеров. Это — во-первых. Во-вторых, безнадежно запоздавшая шифровка — по меньшей мере косвенное подтверждение того, что Рерих не мог быть агентом ОГПУ; если б был, за его передвижениями следили бы куда более внимательно, энергично и надежно.
Достаточно энергично и достаточно надежно для того, чтобы знать: события, описанные в августовской шифровке и в майском сообщении Рейтер, на самом-то деле случились еще в конце… предыдущего, двадцать седьмого года. Экспедицию Рериха застопорили в горах в самом начале октября и продержали в жесточайших условиях вплоть до марта 1928 года.
ОГПУ, как видно из шифровки, спохватилось только в августе, пропустив, как можно понять, мимо внимания даже то, что уже огласили тогдашние средства массовой информации.
…Занимательнейшие встречаются материалы в рассекреченном архиве Рериха. Один хочу процитировать полностью. Он стоит того.
Это — «телега» на Рериха и его жену, Елену Ивановну. Донос писан анонимно. 16 октября 1926 года. В Улан-Баторе, где стояла тогда рериховская экспедиция, дожидаясь разрешения Лхасы на проход через Тибет. Орфографию сохраняем.
«Тов. обратите внимание, — говорится в доносе, — этот художник наделает делов. Релих (так в оригинале. — А.Ш.) это — самый настоящий белобандит. В среду у него было собрание из 10 чел. белогвардейцев в 1 час ночи, живет он в доме Петрова, он это с целью и снял там квартиру в дали от курена, я знаю его давно белобандита. Бурдуковский Василий Петрович оказывает ему всякое содействие, убрать не мешало бы этого Релиха из консульского поселка, а то он наделает делов, потом нерасхлебаеш… У него цель завлечь красноармейцев. Некоторые к нему ходят, я это знаю, примите срочные меры… У них намерение взорвать Полпредство, там твори Бог волю, никто ничего не знает, а Бурдуковский такая сволочь… у Релих прислуга есть, она все знает…»
Тем же почерком писана еще одна анонимка. Самому Рериху. «Тов. Релих, — говорится в ней, — убираиса подобру похорошему из Консулского поселка то мы тебя сами старикашка перетащим…»
К анонимкам есть комментарий-«справка» (так документ этот озаглавлен), писанная кем-то из консульских работников по фамилии Дубровский, а может, кем-то из резидентуры ОГПУ. Сообщая, что к нему приходили Рерихи «по вопросу об анонимном письме», Дубровский замечает: «…по их мнению, это происки англичан, на том основании, что англичане знают, что они (Рерихи. — А.Ш.) работают в Тебете (так в тексте) и теперь подозревают их в работе по англичанам и… потому стараются делать всякие гадости, результатом которых должен являться их отъезд отсюда».
Удивительное дело: Николай Рерих был подозреваем чуть ли не всеми — англичане, имевшие особые интересы в том районе мира, были убеждены, что цель экспедиции — эти интересы каким-либо образом саботировать; американцы тоже испытывали сомнения, усиленные, полагаю, тем, что поздней весной 1926 года Рерих на несколько недель заскочил в Советский Союз, хотя по официально утвержденному своему маршруту должен был в то время находиться в северной части Центральной Азии. И, наконец, в раздумьях была и Москва, не работает ли Рерих на кого-нибудь с Запада.
Не исключено, что отчасти этим объяснялся интерес, проявленный ОГПУ к Рериху, интерес, определенной кульминацией которого стала в то время встреча художника в Москве с начальником Иностранного отдела ОГПУ Трилиссером.То, что такая встреча была, из документов секретных архивов не следует. Но факт ее подтвердили мне в Службе внешней разведки.
Можно предположить, что прохождение экспедицией тех или иных точек на маршруте фиксировалось и что соответствующие шифровки отправлялись в Центр. Там шифровки ложились в досье. А на каком-то этапе произошла путаница или, если процитировать высокопоставленного сотрудника СВР, вплотную занимавшегося рериховскими секретными архивами, «допущена была служебная халатность»: ОГПУшный архивариус, проводя инвентаризацию, к тем папкам, в которых собирались донесения из резидентур азиатских стран и в которых были донесения и о Рерихе, приобщил и материалы «Буддиста».
А кто же все-таки «Буддист» и можно ли ознакомиться с его досье? «Пока, увы, нет, нельзя и настоящего имени его сообщить пока не можем», — ответили мне в СВР.
…И последнее. Среди других материалов, рассекреченных разведкой, есть документ очень короткий, всего несколько предложений, но имеющий ценность огромную. В любых смыслах. Это — завещание, написанное Рерихом 8 мая 1926 года в Урумчи, в столице провинции Синь-цзянь. Этим завещанием Рерих, не уверенный, как полагают исследователи, в том, удастся ли ему вернуться из опаснейшей экспедиции, просил все свои картины, литературные права и акции в американских компаниях передать жене, Елене Ивановне, «а после же ея» — Советскому государству. «Единственная просьба — чтобы предметам искусства было дано должное место…» — писал Рерих, просивший «Чичерина, Сталина, Быстрова или кого они укажут распорядиться завещанием».
Девятью годами позже Николай Константинович пишет другое завещание. Советского государства там уже нет…